"Весна выдалась ветреной и холодной, как это часто случается в Нью-Йорке. Нескладный угловатый подросток бежал по аллеям Центрального Парка по направлению к Манхеттенскому шахматному клубу. Он делал это почти каждый день, но сегодняшний был особенным: 9 марта 1957 года мальчику исполнилось четырнадцать лет..." Гроссмейстеры о чемпионе мира по шахматам Бобби Фишере. (редкие фото)
ВЛЮБЛЕННЫЙ ФИШЕР
Весна выдалась ветреной и холодной, как это часто случается в Нью-Йорке. Нескладный угловатый подросток бежал по аллеям Центрального Парка по направлению к Манхеттенскому шахматному клубу. Он делал это почти каждый день, но сегодняшний был особенным: 9 марта 1957 года мальчику исполнилось четырнадцать лет
Весна выдалась ветреной и холодной, как это часто случается в Нью-Йорке. Нескладный угловатый подросток бежал по аллеям Центрального Парка по направлению к Манхеттенскому шахматному клубу. Он делал это почти каждый день, но сегодняшний был особенным: 9 марта 1957 года мальчику исполнилось четырнадцать лет
В клубе его ожидал самый сильный соперник из всех, с кем он играл до сих пор: Макс Эйве. Пусть экс-чемпиону мира было уже шестьдесят пять, но ведь он побеждал Капабланку, Алехина, Ботвинника и многих других, о которых Бобби лишь читал в книжках.
Матч с Эйве был коротеньким – всего две партии. Но должен же вундеркинд, о котором с недавних пор только и говорят в Америке, сыграть, наконец, с сильным гроссмейстером. Первая партия продолжалась недолго – к двадцатому ходу все было кончено. Бобби опрокинул короля, протянул ладошку сопернику, смахнул слезы и помчался к сабвею, чтобы вернуться домой в Бруклин.
«Что ж вы хотите, - комментировал Эйве ход борьбы. - Это же еще мальчик...» И дипломатично, как всегда, добавил: «Правда, мальчик с большими перспективами...»
На следующий день мальчику удалось добиться ничьей.
Хотя Эйве неоднократно виделся с Фишером и после этих нью-йоркских партий, настоящий контакт начался, когда голландец стал президентом ФИДЕ в 1970 году. Общение достигло кульминации двумя годами позже во время матча Фишера со Спасским в Рейкьявике, когда Эйве, несмотря на все капризы Бобби, сделал все и даже более того, чтобы матч состоялся.
Фишер не раз бывал в Голландии, правда, ни разу не принял участие ни в одном турнире в Нидерландах. Однажды американца начали было уговаривать сыграть в Амстердаме, но Бобби поинтересовался размерами призов... Рассказывали, когда принц Клаус, покойный муж нынешней королевы Беатрикс, предложил ему дополнительно сто долларов за участие, Фишер только засмеялся: «Чикен фуд...»
Но отношения с голландскими шахматистами у Бобби всегда были хорошими, если только выражение «хорошие отношения» можно употребить, повествуя о Роберте Джеймсе Фишере.
Может быть, хорошее отношение к голландским шахматистам и Голландии у Бобби начались в раннем детстве. Рядом с мальчиком пакет его излюбленного напитка: едва ли не всю жизнь он будет поглощать молоко в больших количествах
Особенно часто Фишер встречался с гроссмейстером Хейном Доннером. Оба не раз играли в турнирах, где представителей Запада было раз два и обчелся, а учитывая превосходный английский Доннера, неудивительно, что, несмотря на большую разницу в возрасте (шестнадцать лет), они проводили немало времени вместе.
Впервые голландский гроссмейстер увидел Бобби в югославском Портороже в 1958 году на межзональном турнире.
«Это был небольшого роста мальчик со странным вытянутым лицом и приступами дикого смеха, которым он время от времени разражался. Помимо шахмат Фишер был полностью поглощен чтением книг Фу Манжу, представлявших из себя рассказы ужасов для подростков. Он спрашивал, что делают другие мальчики в его возрасте, но мы не могли дать ему удовлетворительного ответа. Для того чтобы проводить время с девочками, он чувствовал себя еще недостаточно взрослым, не говоря уже о том, чтобы танцевать, пропустив перед этим несколько стаканчиков. После проигрыша он плакал.
Порторож 1958. Эта партия закончилась вничью, но три года спустя в Бледе Фишер впервые победит Тиграна Петросяна
Вне турнирного зала его можно было заметить только в ресторане отеля «Палас», где были размещены участники турнира. Процесс принятия пищи он старался сократить до минимума, чтобы тут же отправиться в свой номер и засесть за шахматы. Какой-либо контакт с ним исключен. Он производит впечатление полного олуха, но играть в шахматы умеет. И как умеет!
Фишер – Бронштейн (Порторож 1958)
Совершенно очевидно, что Бобби Фишер уже является гроссмейстером. Фанатизм его безграничен. Он просто одержим шахматами. Уже сейчас Фишер обладает абсолютно сбалансированным, зрелым стилем! Особенно больших перспектив, однако, для дальнейшего роста у него я не вижу. Может, он станет менее нервным – его привычка грызть ногти во время игры просто отвратительна – и его будет еще труднее победить, но стать чемпионом мира ему, как мне кажется, не грозит.
Но и как человек, он должен еще многому учиться. Он имеет привычку сделать ход, затем, не отпуская руки, вернуть фигуру на место, с тем чтобы потом сделать все-таки тот же самый ход. Это очень не принято и действует сопернику на нервы. Впрочем, что здесь сказать: Бобби Фишеру только пятнадцать лет».
Автограф пятнадцатилетнего американца (межзональный турнир Порторож 1958)
В Портороже Фишер стал гроссмейстером и завоевал право участвовать в турнире претендентов. Он предложил Доннеру помогать ему на том турнире, но голландец отказался, считая более правильным, чтобы с подростком поехала мать. Этого не хотел уже сам юный претендент, и секундантом американца стал датчанин Бент Ларсен.
После этого турнира у Фишера с Ларсеном всю жизнь сохранялись очень натянутые отношения: обладателям двух гипертрофированных эго было тесно в одном пространстве. Вот одно из характерных высказываний датского гроссмейстера: «Многие считают Фишера "большим ребенком" и в какой-то мере это действительно так. Однако не следует забывать, что дети порой бывают очень хитрыми и умудряются с большой ловкостью навязывать окружающим свою волю».
Доннер писал, что Фишеру вряд ли удастся стать чемпионом мира, но уже турнир претендентов (1959) заставил его изменить мнение: «Ему только шестнадцать, Бобби Фишеру из Нью-Йорка. Все уже привыкли, что вундеркинд сражается на равных с сильнейшими гроссмейстерами мира. А почему бы и нет? В наши дни, когда яростный напор и энергия играют бóльшую роль, чем знание и опыт, шахматы очевидно молодеют. В турнире Бобби выступил вполне достойно. Учитывая все привходящие обстоятельства, нельзя было ожидать, что он выступит лучше. А обстоятельства были очень против него. Даже взрослые гроссмейстеры во время турнира такого калибра нуждаются в помощи. Роль секунданта много важнее, чем анализ отложенных позиций. И по этой части русские большие доки. Сомкнутыми колоннами входят в турнирный зал секунданты советских гроссмейстеров; рядом с ними шагают участники претендентского турнира, любимцы народа, призванные защищать национальную честь. Режим их суров: продолжительный ночной сон, днем – обязательная прогулка. Представьте теперь шестнадцатилетнего мальчишку, проехавшего полсвета и оказавшегося в одиночестве в совершенно чуждой для него среде.
Все четыре партии Фишера с Кересом на турнире претендентов в Югославии (1959) закончились результативно 2-2. Выигрывали только черные.
Говорили, Фишер очень мало спал, почти ничего не ел и все время сидел в гостиничном номере за шахматами. Это самый неправильный образ жизни во время турнира! Если к этому добавить идиотское упорство, с которым он, проигрывая белыми партию за партией, отстаивал сомнительный вариант в защите Каро-Канн, неудивительно, что Бобби привел Ларсена в состояние отчаяния. Но, несмотря на это, мальчик поделил пятое место, и можно представить, какие безграничные перспективы простираются перед ним. Если ему удастся преодолеть детские болезни становления своего замечательного таланта, сохранив главное – невероятную уверенность в себе в сочетании с абсолютно ясным пониманием позиции, он будет сеять панику и ужас в сплоченные ряды советских гроссмейстеров».
Мини-матч с Василием Смысловым Фишер закончил с тем же счетом 2-2. И здесь соперники выиграли по партии черными, а две другие после кровопролитной борьбы закончились вничью.
Победитель турнира претендентов Михаил Таль выиграл у шестнадцатилетнего Бобби все четыре партии. В партии последнего круга Фишер мог добиться решающего преимущества, но сломался, не выдержав иронических взглядов и психологического напора соперника. «Милый мальчик», - говорил Таль, вернувшись из Югославии. Два года спустя, победив Таля в Бледе, Фишер воскликнул: «На этот раз он не ушел от меня!»
Два года спустя на большом международном турнире в Бледе (1961) Фишер без единого поражения занял второе место, набрав три с половиной очка из четырех против советских гроссмейстеров. Частенько после тура Фишер играл с ними блиц, беспрестанно повторяя по-русски: «Сейчас я его прибью...»
В том турнире играл и Доннер. Вот как голландец вспоминал о восемнадцатилетнем Фишере: «Вновь увидев его в Бледе, я удостоверился - все, слышанное мной о Бобби в последнее время, является правдой: взгляд Фишера на мир принял болезненные формы. Он полагает, что все зло в мире происходит от евреев, коммунистов и гомосексуалистов. Мать Фишера в связи с маршами Мира находилась в то время в Советском Союзе и встречалась с Ниной Хрущевой. Ее голос можно было каждый вечер слышать по «Радио Москвы», и Бобби, выходя на нужную волну, слушал мать с выражением отвращения на лице и шипя время от времени.
Он восторгался тогда Гитлером и читал все, что мог найти по этому вопросу. Его антисемитские разговорчики были, как правило, встречаемы смущенными смешками, но никто ничего не предпринимал. В выходной день я взял его в концентрационный лагерь, сохранившийся со времен войны, чтобы показать, как выглядит смерть на практике. Посещение музея произвело на него большое впечатление, ведь в глубине души Бобби не был плохим парнем, и он значительно смягчил свои эскапады, во всяком случае, когда разговаривал со мной».
После турнира в Бледе Фишер остался на пару месяцев в Югославии. В мастерской скульптора. Мостар 1961
Год спустя Доннер вновь встретился с Фишером. Это произошло на Олимпиаде в Варне (1962), где оба возглавляли команды своих стран.
«Уже в начале турнира он положил глаз на прекрасно расположенную комнату в гостинице, которую мне удалось заполучить. Фишер немедленно затребовал у организаторов эту комнату для себя, и после некоторого сопротивления я был сослан в жалкий загон рядом с вечно шумящей подстанцией для очистки воздуха, в то время как он триумфально въехал в мои шикарные покои. Я выиграл у него на той Олимпиаде.
Его мать была уже замужем за англичанином, поэтому англичане были тоже включены в перечень его смертельных врагов. Круг становился все уже. В глазах Бобби я был коммунистом, что не помешало ему лететь вместе со мной в самолете КЛМ из Софии в Амстердам.
Когда мы вошли в самолет, стюардесса приветствовала меня по имени, что его несказанно удивило. Случайно я знал эту девушку по Амстердаму, но ему сказал, что в Европе меня знают все, и что я очень знаменит.
«С ума можно сойти, - изумился Фишер. - В Америке меня не знает никто. Здесь же первого попавшегося пижона знают все, а о Фишере они даже не слыхивали. Я позабочусь, чтобы меня узнали все, во всем мире...»
Доннеру удалось победить будущего чемпиона мира после того, как тот в примерно равной позиции «на глазок» пожертвовал коня. Сладость личного поздравления от Фишера голландцу, впрочем, испытать не пришлось: о сдаче партии Доннер узнал от капитана соперников, когда явился на доигрывание.
А вот еще одна зарисовка, сделанная Доннером: «В своей карьере Фишер пережил только одну катастрофу - в Буэнос-Айресе в 1960 году. Он считался тогда фаворитом, но оказался во второй половине турнирной таблицы. Только немногие знают, почему это произошло: Фишеру было семнадцать и он влюбился. Его конкуренты нашли за определенное вознаграждение даму с опытом, которая многому научила шахматного вундеркинда, помимо прочего - остригла ему волосы и развила манию к хорошим костюмам. Но Фишер, не знакомый до того с реальной жизнью, оказался неприятно поражен приобретенным опытом. Теперь он точно знал, что для него существуют только шахматы».
А вот еще одна зарисовка, сделанная Доннером: «В своей карьере Фишер пережил только одну катастрофу - в Буэнос-Айресе в 1960 году. Он считался тогда фаворитом, но оказался во второй половине турнирной таблицы. Только немногие знают, почему это произошло: Фишеру было семнадцать и он влюбился. Его конкуренты нашли за определенное вознаграждение даму с опытом, которая многому научила шахматного вундеркинда, помимо прочего - остригла ему волосы и развила манию к хорошим костюмам. Но Фишер, не знакомый до того с реальной жизнью, оказался неприятно поражен приобретенным опытом. Теперь он точно знал, что для него существуют только шахматы».
Эта цитата требует некоторого разъяснения. Вместе с семнадцатилетним Фишером в Буэнос-Айресе играл другой американский гроссмейстер – Ларри Эванс. Они были тогда в довольно близких отношениях; впоследствии Эванс оформил всю литературную часть книги Фишера «Мои шестьдесят памятных партий».
Пал Бенко, тоже игравший в том турнире, вспоминает: «Фишер хорошенько выучил свой урок в Аргентине в 1960 году. Он играл ужасно, потому что во время турнира были женщины и секс. Он покидал гостиницу каждый вечер и возвращался только под утро. Для Ларри Эванса, к примеру, такой образ жизни был нормальным, но для Фишера стал катастрофическим. Бобби сказал, что никогда больше не будет заниматься женщинами, когда играет в шахматы, и сдержал свое слово».
Молодой Фишер мог зайти в зал для игральных машин, но ненадолго: по-настоящему для него сущетствовала только одна игра
Другой фрагмент относится к 1965 году. Вот как описывал Доннер концовку турнира, в котором Фишер, находясь в Нью-Йорке, посылал ходы в Гавану по телексу.
«Когда Василий Смыслов выиграл турнир, в зале разразилась настоящая буря. Крикам и танцам не было конца, но та же самая публика, без сомнения, пустилась бы в пляс с еще большим энтузиазмом и кричала много громче, если бы турнир выиграл другой гроссмейстер. Этот гроссмейстер, благодаря своему отсутствию, - а может быть, как раз поэтому! – был наиболее популярным в Гаване: Бобби Фишер. Поклонение Фишеру граничило с умопомрачением. Кое-кто из моих коллег получал анонимные письма с предостережением: или вы проиграете Фишеру, или...
После победы над Смысловым Фишер обсуждает перипетии борьбы с экс-чемпионом мира. На проводе Гавана
Я сам явился свидетелем этого идолопоклонства: маленький человек, заговоривший со мной, представился художником и сказал, что нарисовал портрет "мистера Фишера". Так как я "мистера Фишера" знаю лично, художник предложил мне посетить его мастерскую, дабы засвидетельствовать сходство с оригиналом.
Здесь я должен оговориться: иностранцу в Гаване отправиться домой к каждому, кто вздумает пригласить тебя, совсем не так просто. Я сказал поэтому, что у меня не очень много времени, но что я, конечно, оценю его работу, если он принесет ее в турнирный зал.
“Это невозможно, размеры холста – три метра на пять”, - объяснил художник. Я вынужден был тут же отправиться на осмотр полотна. На стене сарая висел оранжево-зеленый портрет человека с демоническим выражением лица и с шахматной доской перед ним. Иван Грозный, взирающий на только что убиенного им сына! Захватывающе! Ужасающе! Я прямо сказал, что сходство с оригиналом удивительно, особенно, принимая во внимание факт, что художник никогда не видел "мистера Фишера".
Для победы Фишеру не хватило половинки очка. Все, тем не менее, сошлись во мнении: если бы он присутствовал в Гаване, победа досталась бы ему. Фора, даваемая американцем, была слишком велика. Бывали дни, когда он находился за шахматной доской с десяти утра до часа дня, и с трех до десяти вечера: на беду Фишера у него было немалых затяжных партий с доигрываниями. Это был интересный эксперимент – игра по телексу, - но эксперимент этот никогда не должен быть больше повторен. Принимая во внимание условия, в которых он должен был играть, его достижение следует назвать блестящим».
На следующий год на Кубке Пятигорского в Санта Монике (1966) Фишер занял второе место, отстав от Спасского на пол-очка, а голландец замкнул турнирную таблицу. Их пути разошлись окончательно: шесть лет спустя Фишер стал чемпионом мира, а Доннер выступал в турнирах все реже и реже, пока окончательно не выбрал журналистскую стезю.
Борис Спасский, Григорий и Жаклин Пятигорские, Бобби Фишер (Санта-Моника 1966). Замечательный американский виолончелист Григорий Пятигорский имел репутацию одного из лучших в мире. Его записи с другим выходцем из России скрипачем Яшей Хейфецем до сих пор считаются образцами классической музыки. Умершая в этом году Жаклин Пятигорская (рожденная Ротшильд) отличалась замечательной красотой и исключительной широтой интересов. Мадам Пятигорская несколько раз была чемпионкой Соединенных Штатов по теннису, но наибольших успехов она добилась в шахматах. В 50-60-х годах прошлого века она входила в число ведущих шахматисток США, а на Олимпиаде в Эммене (1957) набрала 7.5 очков из 11 и удостоилась бронзовой медали. Под эгидой «фонда Пятигорского» были организованы сильнейшие турниры в Лос-Анджелесе (1963) и в Санта-Монике (1966). Зрителей на них было немного, но учредительница Кубка постоянно находилась в зале, с неослабным вниманием следя за партиями.
Статья голландского гроссмейстера «В последний раз: Фишер» написана 31 декабря 1976 года. В это день истек срок, когда претенденты на мировое первенство должны были письменно подтвердить о своей готовности принять участие в кандидатских матчах. Чемпионом мира был уже объявлен Анатолий Карпов, и теоретически Фишер еще имел возможность «одуматься» и попытаться вернуться в активные шахматы. Конечно, этого не произошло.
Прощаясь с Фишером, Доннер писал: «Он обещал, что мир еще узнает о нем, и сдержал свое обещание. Пусть не сразу, ведь поначалу русским удалось остановить его. Он обвинил их в сговоре, добился, чтобы кандидатский турнир был заменен матчами, но потом из-за какой-то ерунды покинул межзональный турнир в 1967 году. Но три года спустя начал триумфальный марш к завоеванию титула чемпиона мира и завершил его победой над Спасским в 1972-м. С тех пор он не прикоснулся к шахматам. Фактически, Фишер был единственным чемпионом мира, не сыгравшим ни одной партии!
Все же в восхождении и падении Бобби Фишера есть что-то характерное для шахмат. Наша игра обладает огромной притягательной силой для одиноких душ, но никто в шахматах так не одинок, как чемпион мира. Таким Мистером Чесс всегда хотел быть Фишер. Мы, его братья по оружию, остаемся в совершеннейшем смятении».
* * *
Если вы вернетесь в начало повествования и попристальнее вглядитесь в фотографию, где девятилетний мальчик в ванне анализирует какую-то позицию, то увидите на голове ребенка чью-то ногу. Это мама: Бобби, ты можешь хотя бы в ванне расстаться с шахматами?
Двумя годами ранее Регина Фишер послала объявление в бруклинскую газету о поисках партнеров для научившегося играть в шахматы сына. Оно никогда не было опубликовано: в редакции не могли решить, в какой именно раздел объявлений его поместить.
Госпоже Фишер рекомендовали обратиться к шахматному журналисту и организатору Герману Хелмсу, а тот, в свою очередь, посоветовал Бруклинский шахматный Клуб. Бобби ходил туда едва ли не каждый вечер, а, вернувшись домой, тут же бросался к шахматной доске.
Игра настолько захватила его, что мама решила показать ребенка специалистам-психиатрам в Бруклинском Еврейском Госпитале. Осмотрев мальчика, доктор Гарольд Клин успокоил мать, сказав, что имеются много худшие страсти, чем у ее сына. Но характер у Регины Фишер был беспокойный, и она на всякий случай решила проконсультироваться у шахматного мастера.
* * *
В 1995 году в Нью-Йорке на 107-м этаже не существующего теперь Ворлд Трейд Центра игрался матч Каспаров - Ананд. Я стоял тогда в гостинице на Юнион Сквер в двух шагах от Клуба Маршалла на Десятой Авеню и по пути в отель несколько раз заглядывал туда.
Однажды мне показали седого, но еще витального старика, игравшего легкую партию с партнером по виду моложе его, по меньшей мере, на полвека.
«Это мастер Ерлинг Толфсен, - сказал менеджер клуба, когда мы остались вдвоем в его офисе. - Ему девяносто один... Еще до Второй мировой войны Толфсен пытался вести жизнь профессионала и даже выигрывал небольшие турниры, но в конце концов оставил это занятие. Потом преподавал испанский, стал активным профсоюзным деятелем, неоднократно повторяя, что потерял десять лет жизни, посвятив их шахматам. Когда мама маленького мальчика, помешанного на шахматах и посвящавшего им целые дни, спросила у Толфсена, как поступить с ребенком, ответ его был краток: "Делайте все, что в ваших силах, миссис Фишер, чтобы отбить у него охоту к игре..." Он до сих пор заглядывает иногда в клуб, чтобы сыграть несколько легких партий, но мало кто знает, кто этот джентльмен. Кстати, - улыбнулся менеджер. - Если бы ты поселился в Голландии уже в 1928 году, вы могли бы встретиться: Ерлинг Толфсен был капитаном американской команды на Олимпиаде в Гааге...»
Перед тем как выйти в теплый манхеттенский вечер, я еще раз взглянул на седого благообразного джентльмена. Не отрывая взора от доски, он сосредоченно обдумывал положение.
Комментариев нет:
Отправить комментарий