О системности

Филипп Дормер Стенхоп, 4-й граф Честерфилд (1794-1773) – английский государственный деятель, дипломат и писатель, автор «Писем к сыну», о которых Вольтер сказал, что «книга эта весьма поучительна, и, пожалуй, это самое лучшее из всего, когда-либо написанного о воспитании».

     Лондон, 26 февраля 1754 г.

     Милый друг, …

     …Теперь,  когда  тебе  уже  в  недалеком  будущем предстоит сделаться человеком деловым, я всем сердцем хочу,  чтобы  ты  с первых  же  шагов придерживался определенной системы, ибо ничто так не облегчает и не  упрощает  ведение  дел,  как  порядок  и установившаяся   система.   Так   пусть   же  и  то,  и  другое присутствует в твоих счетах, в твоих чтениях,  в  распределении твоего  времени,  словом  -  во всем. Ты даже не представляешь себе, сколько времени ты этим сбережешь и насколько лучше будет сделано всякое дело.

     Отнюдь не чрезмерными тратами,  а  беспорядочностью  своей герцог  Мальборо вверг себя в огромный долг, который до сих пор еще не оплачен. Неразбериха и суетливость,  окружающие  герцога Ньюкасла,  проистекают  не  от  дел,  которыми  он занят, а от отсутствия в них системы. Сэра Роберта Уолпола, у которого было в десять раз больше дел, никогда не  видели  суетливым,  потому что  он во всем следовал определенной системе. Голова человека, которому приходится заниматься делами и у которого нет в них ни порядка, ни метода, поистине ... rudis indigestaque moles quam dixere chaos (... грубая,  бесформенная  масса,  называемая хаосом (лат.).

     Ты, вероятно, хорошо понимаешь, что ты  очень  небрежен  и беспорядочен,  и  я  надеюсь,  что  ты  примешь твердое решение избавиться от этих пороков. Перебори себя и, хотя бы в  течение двух  недель,  заставь  себя  следовать  определенному методу и соблюдать порядок. И могу тебя заверить, ты больше  никогда  не позволишь себе пренебрегать ни тем, ни другим, так велики будут те удобства и преимущества, которые ты от этого получишь.

a-townscene-with-children-at-play-haarlem-1930

     Наличие  системы  -  это то внешнее преимущество, которым обладают  юристы,  выступающие  в   парламенте,   перед   всеми остальными ораторами: в своих выступлениях на суде они привыкли следовать  ей,  и  это  входит  у  них в привычку. Не собираясь делать тебе комплименты, я с удовольствием могу  сказать  тебе, что  порядок, метод и большая живость ума - вот все, чего тебе недостает для того, чтобы  рано  или  поздно  сделаться  видной фигурой  в  деловом  мире.  У тебя гораздо больше положительных знаний, больше способности распознавать людей и гораздо  больше скромности,  чем обычно бывает у людей твоего возраста, и даже, могу с уверенностью сказать, значительно  больше,  чем  было  у меня  в  твои  годы. Опыта у тебя покамест еще не может быть, и поэтому на какое-то время положись в этом  отношении  на  меня. Путешественник  я бывалый, хорошо знаю как почтовые тракты, так и проселочные дороги. Я не могу даже  по  ошибке  завести  тебя куда-нибудь в сторону, а ты отлично знаешь, что нарочно я этого не сделаю никогда.

     Могу  тебя  заверить,  что  тебе  не  представится  случая кончать  свои  письма   словами,   "Вашего   превосходительства покорный" и т. п.

     Уединение  и  покой  -  вот  тот  выбор, который я сделал несколько лет назад, когда  чувства  мои  еще  не  притупились, здоровье  было  крепким и я был достаточно бодр духом, для того чтобы вести дела. Теперь же, когда я оглох и  силы  мои  падают день  ото  дня,  они  сделались необходимым и единственным моим прибежищем. Я знаю себя (а это может сказать про себя далеко не каждый), знаю, что я могу, чего не могу и, соответственно,  то, что  мне  надлежит  делать. Мне не следует возвращаться к делам теперь, когда я гораздо менее пригоден к ним, чем тогда,  когда их  оставил.  Тем более не собираюсь я возвращаться в Ирландию, где из-за моей глухоты и недугов я уже никогда  не  смогу  быть тем,  чем  некогда  был.  Гордость  моя  была  бы  этим слишком уязвлена. Оба важных чувства - зрение и слух - должны быть не только хорошими, но и острыми там, где  на  человека  возложены определенные  обязанности,  а  обязанности  наместника Ирландии (если он исполняет их  сам)  требуют,  чтобы  и  то,  и  другое чувство  были  в  высшей  степени  развиты.  Именно потому, что герцог Дорсет не исполнял их сам, а поручал своим фаворитам,  и произошли все эти беспорядки в Ирландии, и только потому, что я все делал сам и у меня не было ни фаворитов, ни заместителя, ни любовницы,  в  период  моего  правления все было так спокойно и тихо. Помнится, когда я  назначил  своим  секретарем  покойного Лиддела, все были этим очень удивлены, а кое-кто из моих друзей стал  даже  говорить,  что  человек  этот вовсе не пригоден для ведения дел, что это всего только приятный и симпатичный юноша. На это я ответил им - и я говорил сущую правду - что именно по этой причине я и остановил свой выбор на нем: я ведь  решил, что все буду делать сам и не дам даже повода подозревать, что у меня  есть  помощник.  А  ведь  если  наместник  берет  себе  в секретари человека делового, то люди всегда, и  обычно  не  без оснований,  считают, что этот секретарь и делает за него все. К тому же сейчас я смотрю  уже  на  себя,  как  на  emeritus ([здесь] отслужившего свое (лат.)  в отношении   дел,   которыми   занимался  около  сорока  лет.  Я отказываюсь от них в твою пользу: потрудись как  я  свои  сорок лет,  и  тогда  я соглашусь на то, чтобы ты подал в отставку и, удалившись на покой, провел  остающиеся  годы  за  философскими размышлениями  в кругу друзей и книг. Государственные деятели и красавицы обычно не чувствуют, как они постепенно  стареют,  и, находясь  в зените своем, преисполнены радужных надежд, что так же будут светить и дальше, а  когда  приходит  закат,  их  ждут презрение  и  насмешки.  Я удалился от дел вовремя, uti conviva satur (как насытившийся гость (лат.) или, как еще лучше говорит Поп:

     Пока тебя не высмеют юнцы.

a-view-of-the-montelbaanstoren-amsterdam-1925

     Мое угасающее  честолюбие  сводится  единственно  к  тому, чтобы быть советником и слугою твоего растущего честолюбия. Дай мне  увидеть в тебе мою возродившуюся юность: дай мне сделаться твоим наставником и, обещаю  тебе,  с  твоими  способностями  и знаниями ты пойдешь далеко. От тебя потребуются только внимание и энергия, а я укажу тебе, на что их направить. Признаюсь, меня страшит  в  тебе  только  одно,  и  как  раз то, что, вообще-то говоря, менее всего должно страшить в человеке  таком  молодом, как  ты  - лень: ведь если ты погрязнешь в ней, тебе придется всю  жизнь  пребывать  в  безвестности,  достойной   всяческого презрения.  Она  не  даст тебе свершить ничего, о чем стоило бы написать, а равно и не даст  написать  ничего,  что  стоило  бы прочесть,  а  ведь каждое разумное существо должно стремиться к одной из этих двух целей. Праздность, на  мой  взгляд,    это разновидность   самоубийства:   духовное   начало   в  человеке безвозвратно погибает, животное же иногда продолжает жить. Дела никогда не мешают удовольствиям:  напротив,  они  придают  друг другу  вкус;  берусь  даже  утверждать,  что  ни тем, ни другим нельзя насладиться  сполна,  если  ограничиться  чем-то  одним. Предаваясь одному, начинаешь непременно хотеть другого. Поэтому приучай  себя  смолоду быть проворным и прилежным во всех, даже незначительных делах: никогда не откладывай на завтра того, что можешь сделать сегодня, и никогда  не  делай  двух  дел  сразу. Преследуй свою цель, какова бы она ни была, упорно и неутомимо, и   пусть  всякая  новая  трудность,  если  только  она  вообще преодолима, не только не лишит тебя мужества, но, напротив, еще больше воодушевит. Человеку настойчивому очень многое удается.

     Мне хочется, чтобы ты приучил себя каждый день  переводить несколько  строчек,  все равно с какого языка и из какой книги, на самый изящный и правильный английский язык, какой ты знаешь. Ты не представляешь себе, как  этим  ты,  незаметно  для  себя, можешь  выработать  собственный  стиль  и привыкнуть выражаться изящно, а ведь у тебя это займет  всего  каких-нибудь  четверть часа. Письмо, правда, получилось такое длинное, что в тот день, когда ты его получишь, этой четверти часа у тебя, пожалуй, и не останется. Итак, спокойной ночи.

На фото полотна Cornelis Vreeden