Мы продолжаем начатый беседой с Владимиром Княгининым разговор о
кластерных моделях в экономическом развитии. О понятии кластеров и их
роли рассказывает член правления Фонда «Центр стратегических разработок
«Северо-Запад»» Петр Щедровицкий. Кластер: от деревни кузнецов до Силиконовой долины
Прыжок в будущее
Мы продолжаем начатый беседой с Владимиром Княгининым разговор о кластерных моделях в экономическом развитии. О понятии кластеров и их роли рассказывает член правления Фонда «Центр стратегических разработок «Северо-Запад»» Петр Щедровицкий.
Эксперты расходятся в своих оценках: кто-то говорит, что кластер – дитя инновационной экономики, кто-то, что такая пространственная организация видов деятельности существовала всегда. Как и когда появилось понятие «кластер»?
Термину «кластер», в его нынешнем понимании, около 150-200 лет. В частности, этот феномен - концентрации предприятий одного вида деятельности на компактной территории - назвал кластером немецкий экономист Альфред Вебер. И до него называли. Сложно отследить, кто первый ввел этот термин, смысл которого – сгусток, концентрация. В начале XX века вышел целый ряд серьезных исследований, посвященных этой проблеме: как нужно обустраивать территорию, какое обустройство помогает экономическому развитию, а какое мешает. В этих работах появилась типология территориальной и пространственной организации, где обозначен и такой тип, как кластер.
Значит, к этому времени, человечество уже понимало, что деятельность «выбирает» место?
Человечество это понимало всегда, вернее – отмечало, накапливая эмпирический опыт. Но начинать, наверное, нужно с другого: вопрос о влиянии пространственной организации деятельности на темпы и качество экономического развития, не имеет однозначного ответа. Это значит, что люди не знают, почему на одних территориях и при одной форме пространственной организации развитие идет бурно, а в других происходит стагнация и распад хозяйственных связей. Есть масса теорий, но по-прежнему нет ответа - за последние 500 лет, которые люди думают об этом.
От ресурсов не зависит?
Ни от чего конкретно не зависит. Более того, одна и та же совокупность факторов - застройка, ресурсная корзина, инфраструктуры - в одних случаях приводит к экономическому развитию, а в других нет. Вспомните, например, президент де Голль в начале 60-х годов приезжает в Силиконовую долину и говорит: «А ну-ка давайте у нас во Франции сделаем то же самое!» Французы делают 25 лет, и ничего не получается. С тех пор в США перебывали все возможные президенты и премьеры, которые ставили своим странам задачу повторить этот опыт. И ничего не повторяется.
Я недавно на лекции сказал, что Силиконовая долина была заложена в 1870 году. И все очень удивились, стали шушукаться, что Щедровицкий ошибся, наверное, на 100 лет. А я имел в виду историю формирования этого места и Западного побережья в целом, в развитии Соединенных Штатов.
В таком случае, насколько глубоко уходят корни понятия «кластер»?
В тот самый период, когда человечество перешло на новый, по сравнению с протребительским, этап своего развития. «Про-требление» - термин американского социолога ЭлвинаТоффлера буквально обозначающий «уклад из рук в рот». Вспомните какую-нибудь деревню 9 века. Чем заняты люди? Одним: что-то вырастить или поймать, чтобы съесть. Потребляется все, что производится, а производится только то, что можно потребить. Никакой продуктивности сельского хозяйства, позволяющей избавить кого-то от необходимости заниматься выращиванием или «поимкой» продовольствия. Люди живут «из рук в рот» и озабочены только этим. А, следовательно, нет тех, кто специализировался бы на производстве утвари – самых первых ремеслах. Просто жена или бабка, параллельно с приготовлением еды, делает горшки.
 |
| Alvin Toffler |
Затем, появляется простейшие формы разделения труда: общество уже настолько богато, что может позволить себе специализировать деятельность по производству продовольствия и освободить от этого занятия других. Новая группа людей начинает специализированно делать что-то другое - появляются ремёсла. Как это происходит? Сначала отдельный ремесленник в этой деревне делает что-то. Почему, никто не знает. Он специализировался на этом и передает своему ребенку или подмастерью этот навык. Потом начинается обмен опытом уже между ними. Появляются целые деревни, занимающиеся чем-то конкретным: деревня кузнецов, деревня бочкарей. Или деревня фарфора или шелка в средневековой Японии. В России, кстати, шел тот же самый процесс.
Такая деревня и есть прародитель кластера?
Конечно. Определенная территория начинает специализироваться на определенном виде продукта. В первую очередь, это связано с природными факторами: глиняную посуду делают там, где есть глина. Или, например, вас же не удивляет, что виноделием занимаются в Бордо? Это кластер. Природные предпосылки, безусловно, влияют на тип специализации. Потом этот тип специализации закрепляется через систему непосредственного простого воспроизводства – от отца к сыну. А ремесло – это капитал, и инструменты, которые дед и отец копили в течение всей свое жизни, передаются по наследству.
А как происходит разрастание вот такой деревни до серьезного центра, специализирующегося на чем-то конкретном?
Через 300-400 лет после того, как сложились эти поселения с определенной специализации, на какую-нибудь Шампанскую ярмарку приезжают, например, кузнецы из Толедо и приводят самые лучшие клинки. Обратите внимание: тот, кто покупает, прекрасно понимает, что от качества клинка напрямую зависит его жизнь, он же не на стену его повесит, он им будет защищаться. Поэтому, естественно, он будет искать по всей Европе лучшее, а потом скажет: «Я проверил, клинки из Толедо рубят все остальные пополам». А в Толедо, тем временем, складывается группа специализированных предприятий, которые занимаются производством холодного оружия, и навык передается. Это и есть центр компетенции. Не нужно придумывать, что это понятие возникло сейчас. Само слово - может быть. А в сущностных вещах, в общем-то, ничего не меняется.
Параллельно с наработкой опыта идет разведка, потому что разные центры компетенций конкурируют друг с другом. Выкрадывают или перекупают людей, носителей знания. У Толедо эстафету перехватывает, например, Нюрнберг и делает клинки не хуже. Мы же знаем, что каждая такая компетенция приносит гигантское богатство. Венеция специализировалась на производстве стекла и была самым богатым городом в Европе. Несмотря на то, что и воровали, и продавали повсеместно контрафакт, она долгое время держала первенство. И обратите внимание, до сих пор на этом специализируется и хранит рецепт. Это неплохая статья экспорта.
Почему эта модель работает? Почему концентрация однотипных производств в одном месте дает экономический эффект?
Да потому что есть возможность разделения труда. Вот представьте себе простую ситуацию: есть десять однотипных производств и у каждого какой-то свой технологический цикл: операция А, В, С и т.д.
И вот какой-то один передел, который в силу технологической цепочки обязателен, делается либо раз в год, либо один час в день. Выкинуть его нельзя, а производить невыгодно. А тот, кто этим занимается, должен на что-то жить – значит, вы вынуждены платить ему постоянно зарплату.
И в тот момент, когда однотипные производства, расположенные рядом, видя это, осознают проблему, возникает простая мысль: а почему бы ни взять из пяти цепочек этот передел и объединить его в одно предприятие, которое будет обслуживать их всех, но делать это лучше? Ведь если у меня каким-то видом деятельности занимается один человек один час в день, я не могу развивать этот вид деятельности и бороться за качество. А когда кто-то говорит: «Давайте я у вас у всех заберу этот передел и внутри него добьюсь большей производительности», получается эффект. Это же решение!
Обратите внимание, территориальная близость здесь очень важна: люди должны увидеть проблемы друг друга, договориться, а кроме того, они должны доверять тому, кто взял у них что-то на «аутсорсинг», соответственно, они должны знать его лично. А основавший новое производство должен гарантировать, что будет делать лучше и дешевле. И вот этот эффект – дальнейшего углубления кооперации и специализации – начинает работать в близких территориальных образованиях. Поэтому компактность – это не только проблема логистики, это проблема коммуникации: глаза в глаза, а не по переписке.
С этим ясно. Теперь проясните, пожалуйста, откуда в этой схеме берется предприниматель? Какова его роль в первых производствах?
Предприниматель фактически выстраивает специализацию, технологическое разделение труда. Лидер здесь Европа, конечно. Возьмем ткачество, например. Появляется человек, первый предприниматель, который ножками обходит все технологические переделы. Он приходит к тому, кто делает холст, передает ему материал, забирает продукт, идет к тому, кто красит, забирает и идет дальше. Он держит «целое», он продает конечный продукт, следит за скоростью и качеством выполнения отдельных операций.
Но первоначально все построено на межличностных отношениях: этот предприниматель должен быть уверен, что нанятые люди выполнят заказ вовремя и качественно, а они должны знать, что им за это заплатят. Так возникают первые «кредитные отношения», когда люди делают за будущую плату, или на давальческом сырье. И вот этот интегратор проходит ножками всю будущую технологическую цепочку, объединяя ремесленников в технологию, создавая систему разделения труда. А когда таких цепочек в одном месте сосредоточено 30-40-50, то это кластер. В этом отношении, очень интересна промышленная революция в Нидерландах.
Чем именно? Первыми кластерами?
И первыми кластерами тоже. Интересна эта революция тем, что она идет чрезвычайно интенсивно и на небольшом участке территории - во всех Нидерландах в это время живет чуть больше миллиона человек, которые одновременно развивают 20-30 видов деятельности, добиваясь гигантской производительности труда. Производство судов, ювелирное дело, или пример, который я все время привожу: производство оптики в Дельфте – это кластер. А голландцев всего ничего! Но у них самое лучшее в Европе сельское хозяйство, а в городах живет 40% населения в 16 веке, то есть уровень урбанизации такой же, как в США в конце 19-го.
И они все друг друга знают: исключительно доверительные отношения и чрезвычайная плотность коммуникации. Поэтому неслучайно эта энергия скоро выплескивается за пределы страны, и голландцы захватывают торговлю и часть промышленного производства во всем мире. Такая компактность, постоянная передача знаний - основа процесса кластеризации. И это не в 20 веке появилось.
Итак, к 16-17-му веку человечество поняло, что располагать производство компактно – эффективней. Что происходит дальше?
А дальше, в какой-то момент, люди сталкиваются с цикличностью экономического развития. И на опыте понимают, что в зависимости от цикла, скученность одинаковых предприятий может либо способствовать развитию, либо играть абсолютно противоположную роль – вести к банкротству и деградации.
Например?
Например, феномен Демидовых. Вспомните, привезли голландцы технологию металлургического производства в Россию: не могли у себя этим заниматься – нет леса. После нескольких попыток построить заводы в Центральной России и запрета Петра Первого на вырубку лесов, состоялся договор Никиты Демидова с царем: Петр отдал ему земли на Урале под строительство металлургических заводов, а к заводам прикрепил крепостных.
Демидов берет технологическую цепочку, известную в тот момент, и сажает ее на территорию. Но он в лучшем положении, чем те же голландцы - у него все бесплатно: рабочая сила, лес. Цепочку он делает еще более дробной, чем обеспечивает высочайшую производительность труда на тот период. Создает огромную концентрацию металлургических предприятий на одной территории. Все как у Майкла Портера: расстояния между отдельными элементами не больше 30-40 км. Все компактно расположено, вдоль реки, все учтено. Экономгеографическое планирование лучше всяких стандартов.
Результаты гигантские: к середине 18 века Демидов вытесняет «свейское» (шведское) железо с российского рынка, выполняет весь госзаказ для армии и начинает экспорт. В 1750 году 20% мирового экспорта железа и чугуна - российские, 50% железа и чугуна Англии – российские. Вот эффект кластеризации! Что мы видим дальше? В 1800-м экспорт падает до 7%, в 1830-м – до нуля, а в 1850 начинают завозить новые металлургические продукты из-за границы.
 |
| Гроот Георг Кристофор. Портрет А.Н.Демидова. 1745 |
Почему недолго? Больше, чем советская власть. А умер он потому, что в тот момент, когда его создавали, англичане уже, за неимением леса, разрабатывали свою технологию – на коксующемся угле. Другое сырье, другой тип металлургии - и вся технологическая платформа меняется. Через 50 лет после пика демидовского производства начинается спад, и вскоре даже в России невозможно продать эту продукцию. Наступает стагнация. И оказывается, что эффект кластера - концентрации одинакового производства на одной территории - при смене технологической платформы может играть обратную роль. Именно это мы сейчас наблюдаем в наших моногородах: масса одинаковых устаревших производств и специалисты одного типа, которым некуда деваться.
И, тем не менее, в советские годы металлургия у нас все так же размещалась на Урале…
Правильно. Здесь стоит напомнить, что в середине 20-х годов, в преддверии советской индустриализации, была очень интересная дискуссия в среде интеллектуалов. Экономисты пытались убедить власть не размещать на Урале металлургическую промышленность: там нет угля, лес закончился, крепостных тоже больше нет – работать некому. Изменилась технологическая платформа и эту промышленность, в крайне случае, можно привязать к угольным месторождениям, а лучше – к портам: транспортные издержки высокие и чем ближе к рынку сбыта, тем эффективнее. А поэтому говорили буквально следующее: размещение металлургической промышленности на Урале – это преступление, разбазаривание национального богатства.
И с каким результатом?
Расстреляли тех, кто спорил, и разместили металлургию на Урале. Главное здесь что? Когда однотипные производства собраны на одной территории, вы можете добиться краткосрочного эффекта, но у вас возрастают долгосрочные риски. Поменялся рынок, поменялась технологическая платформа, и территория сразу стала депрессивной.
Если вы посчитаете полученный эффект от концентрации однотипных производств, а потом проблемы, которые возникли на следующей стадии, вы увидите, что вы больше потеряли, чем выиграли. Это временная иллюзия выигрыша. Как в Советском Союзе – иллюзия индустриализации: ни на чем не крепилась, поэтому как только ситуация поменялась, все рухнуло. Не было фундамента.
Что в данном случае фундамент?
Фундамент – это разделение труда. Везде в мире. А мы отстаем по глубине разделения труда на много десятков лет.
А на чем же наши кластеры построены?
Да, по большому счету, в России нет кластеров. Старые – деревни, специализирующиеся на чем-то одном – мы благополучно развалили, а нового ничего не построили. Мы продолжали строить однотипные предприятия, когда в мире, в 30-40 годы, началась рефлексия феномена кластера: какая структура у него должна быть, чтобы он мог приспосабливаться к экономическим циклам. И давались разные ответы: например, что нельзя концентрировать на одной территории только однотипные производства, или же что в составе кластера необходим университет. В мире началось осмысление происходящего. Кстати, все эти проблемы наш соотечественник экономист Николай Кондратьев, основоположник теории экономических циклов, описал в начале XX века.
Он говорил о больших циклах конъюнктуры, о смене технологических платформ, о том, что циклы вызваны этой сменой. Он вычислил и описал в 20-е то, что Запад обнаружил эмпирически в 30-40-е.
 |
|
Николай
Кондратьев (1982 - 1938)
|
На Западе были его работы.
Были, но ведь люди открывают все по 10 раз. А люди на Западе наблюдают и не стесняются описывать то, что видят, и на этом учатся. Они говорят: «О! Кризис!» И никто не хватает их за руку, не тащит в тюрьму и не говорит: «Нельзя! Люди должны думать, что все хорошо, не надо говорить слово «кризис»». Они эмпирики.
А что дальше происходило у нас? Как развивались кластеры советского типа, если можно их так назвать?
Мы наплодили однотипных производств, назвали их территориально-производственными комплексами: придумали свою собственную терминологию, оторванную от мировой экономгеографической мысли, для обоснования того, что делали. Некоторые советские ученые позволяли себе легкую критику партийного курса, но ровно в такой степени, чтобы не расстреляли.
На Западе же, тем временем, уже создается второе поколение кластеров, в которые «вмонтированы» «предохранители» против экономических кризисов. Сегодня в Европе их больше 300. Правда, 80% дышит на ладан, но в целом как движение это, конечно, мощнее на 10 порядков, чем то, что происходит у нас. А главное – западные эксперты понимают, о чем они говорят. У них есть общая проблема, которую они решают: как добиться такого уровня диверсификации деятельности на территории, чтобы произошла «прививка» от экономической депрессии в связи со сменой экономических циклов. Это как раз тот вид кластера, который называется инновационным.
Почему мы не можем перенять западный опыт?
Потому что у нас нет ни одного человека, который понимал бы, что там происходит. Страна была закрыта 70 лет, а Запад рассуждает о кластерах больше 100 лет. Наша проблема заключается в том, что надо погрузиться в общее поле коммуникации и опыта, а сделать этого мы пока не можем, так как годами шли своим путем.
Пётр Георгиевич Щедровицкий - эксперт по управлению развитием, по вопросам региональной и промышленной политики, инновационной деятельности и подготовки кадров; Советник генерального директора Государственной корпорации по атомной энергии «Росатом»; Президент Института развития им. Г. П. Щедровицкого; член правления фонда «Центр стратегических разработок «Северо-запад»; заместитель директора Института философии РАН по развитию;член Совета кластера г. Железногорск.
Комментариев нет:
Отправить комментарий