Что происходит с Концепцией по работе с талантливой молодежью,
которая была принята месяц назад? Почему пропал альтернативный ей
Колмогоровский проект? И вообще, что происходит с отечественным школьным
образованием: можно ли говорить о свободе учительского и ученического
творчества, или это – пустая декларация из нового Стандарта для старшей
школы и уже упомянутой Концепции ? Об этом и не только, обозреватель
«Русского журнала» беседует с заместителем директора
физико-матемтического Лицея «Вторая школа» Александром Ковальджи.
Александр Ковальджи: “Одаренными детьми смогут торговать, как футболистами”
Хорошо рисуешь в детском саду – быть тебе художником
Русский журнал: Александр Кириллович, давайте начнем разговор с
того, изменится ли что-то в подходе к работе с талантливыми детьми
после того, как уже принята соответствующая Концепция (правда, до сих
пор не утвержден Комплекс мер для ее реализации: нам обещали его принять
к 1 июля)?
Александр Ковальджи: Полгода мы бились с Концепцией по развитию талантов, и нам как будто бы удалось
убрать самую больную вещь, которая лежала в ее основе: попытку выявить
всех одаренных, начиная с дошкольного возраста и дальше их цепями
привязать к тем успехам, которые у них проявились. Этого нельзя делать,
потому что ребенок – существо динамичное, он переключается, увлекается,
тут велика роль личности (человек может полностью поменять направление
своих интересов, если он встретился с ярким взрослым). К тому же, дети
всегда знают, кто чего стоит. На одного навесили ярлычок «одаренный», а
другой чувствует, что его превосходит, но у него такого ярлычка нет. А
значит, нет гранта (если верить этой Концепции, гранты будут получать
одаренные дети и их учителя – Н.И.-Г.). Возникнут обиды, вражда.
Как будто, нам удалось убедить отказаться от этой идеи: слово
«выявление» осталось только в названии («Концепция выявления, развития и
сопровождения талантливой молодежи»).
РЖ: А почему как будто бы удалось?
А.К.: Потому что, примерно две недели назад была встреча нового
вице-премьера Ольги Голодец с Дмитрием Медведевым (стенограмма
опубликована), где сказано, что надо выявлять одаренных с дошкольного возраста.
РЖ:То есть, то, от чего вы пытались отказаться, снова вернулось?
А.К.: Да. Я пытался выйти на Ольгу Голодец, связаться с ее пресс-секретарем. Ни один телефон не отвечал.
РЖ:С проблемой так называемых «одаренных детей» связана
другая, не менее важная. Я имею в виду ситуацию с лицеями и гимназиями,
от которых решили отказаться в проекте нового интегрированного закона
«Об образовании».
А.К.: Да. И никто не собирается менять установки этого закона.
Единственная надежда – что из всяких правил будут исключения. И такие
лицеи, как наш, например, сохранятся.
РЖ:Но тогда зачем все эти новые правила?
А.К.: Я объясню, зачем. Затем, чтобы все хорошие школы поставить в
зависимость: начальство захочет пошевелить пальцем – будут у вашей
школы дополнительные преимущества, не захочет – не будут. Мы попадем
просто в большую зависимость. Да, сделают для нас исключения, но мы будем на крючке: в любой момент с нас эти льготы и исключения снимут.
Укрупнение и слияние школ делу не поможет
РЖ:Вернемся к «одаренным» (термин этот очень условный) детям.
Как вам идея объединить в этой Концепции «одаренных» математиков с не
менее «одаренными» танцорами, шахматистами и пловцами?..
А.К.: В новых стандартах для старшей школы (они были недавно тайно приняты – Н.И.-Г.)
декларированы так называемые «индивидуальные траектории развития».
Каждый чем захотел, тем и будет заниматься. Сама идея замечательная. Но
если раньше были Дома пионеров и Станции технического творчества, кружки
и факультативы, то сейчас этого нет. И непонятно, как это осуществить в
ситуации абсолютной нехватки учителей. Потому что в малых и средних по
размеру школах нельзя обеспечить большое разнообразие. Кстати, во многих
странах Европы стали строить огромные школы – от двух тысяч и больше
детей. Тогда получается большой штат учителей, и можно обеспечить все
предметы на двух уровнях.
РЖ:У нас так же укрупняют сельские школы… Говорят, что в
малокомплектных школах нет такого разнообразия учителей, как в базовых,
больших учебных заведениях.
А.К.: Но это – провальная идея. Вспомним, как у нас укрупняли
деревни, вплоть до того, что в малых деревнях отключали свет,
переставали завозить продукты. Но дело в том, что молодежь побежала не
на центральную усадьбу, а прямо в город. В результате – опустели поля. А
сбежавшие экс-крестьяне стали люмпенами.
Сейчас укрупнение школ приведет к тому, что будет имитация деятельности.
Есть и второй метод укрупнения школ путем их слияния. Берут две мелкие
школы и делают одну побольше. Но опыт показывает, что такое механическое
слияние очень болезненно: каждый коллектив остается обособленным, они
не перемешиваются. Конфликтуют и дети, и учителя. Плюс –
неприспособленные помещения (школы до этого были в разных зданиях, а
теперь в одном). Бывают формальные слияния. Но что – дети будут бегать
через дорогу из одной школы в другую на какой-то предмет? Тут целый
комплекс проблем.
Кстати, американцы проводили обследование, и оказалось, что качество
обучения в небольших школах выше, чем в крупных. В крупных школах
происходит обезличивание. Это большой муравейник. А в небольших – более
семейная обстановка, все друг друга знают…
В этом смысле я считаю большим перегибом ставку на электронные средства
обучения. Можно собрать коллекцию самых лучших лекций, экспериментов, но
душа человека зажигается от личности к личности. Любовь учителя к
своему предмету, мировоззрение передаются только при общении.
Электронное обучение хорошо как дополнение. Но сейчас есть попытка
вообще избавиться от учителя. Он нужен, в лучшем случае, как
надсмотрщик, контролер, а ребята там сами как-нибудь выучатся. Но это –
иллюзия. Все эти электронные штуки должны быть лишь в помощь учителю, но
не вместо него.
РЖ:Но у нас же все делается для того, чтобы на образовании сэкономить…
А.К.: Совершенно верно. Сократим учителей? – сколько денег сэкономим.
РЖ:И школы сливают для этого.
А.К.: Да. Станет меньше персонала: было два директора, станет – один. Было две отчетности – станет одна.
РЖ:Сливают вузы, школы с детскими садами….
А.К.: Это мания гигантизма. Я помню, как в свое время в
нечерноземье была мания укрупнять животноводческие комплексы. Был
комплекс в сто тысяч голов свиней. В итоге все это провалилось.
Возникали эпидемии, и приходилось сжигать эти гигантские комплексы.
Потом это страшная экологическая проблема: представьте, какая река
навоза попадала в местную реку от этих ста тысяч. И, вместо того, чтобы
навоз вывозить на поля, отравляли рыбу и людей.
РЖ:Почему мы не учимся на своих ошибках. Историю не изучаем.
А.К.: А зачем изучать историю? Эти люди – временщики. Пришли,
урвали свое, и исчезли. И никто о них не вспомнит. К сожалению, все
делается очень спешно, очень насильственно. Исследования американцев
говорит о том, что даже самые хорошие начинания (как сейчас говорят
«инновации») не проходят, если не убедить в их необходимости
исполнителей. То есть, если директора, учителя и родители не понимают
смысла реформ, то они провалятся. Если люди не восприняли их как что-то
нужное, полезное, ничего не получится. Потом все кусают локти, но уже –
поздно. У нас административная система, которая умеет только навязывать и
давить.
И еще: поскольку у нас образование приравнено к сфере услуг, а сфера
услуг должна приносить прибыль, то у меня большое опасение, что вся
компания по выявлению одаренных детей в итоге сведется к тому, что этими
«одаренными» будут торговать. Как футболистами. Ребенок же приносит
прибыль, под него дают гранты и учителям, и школе. Детей будут
перекупать другие школы. Я опасаюсь за то, что им не будет дана
возможность нормально развиваться. Ведь всякая ранняя специализация
вредна. Должно быть широкое, свободное развитие. Только к старшим
классам ребенок должен определяться. Некоторые определяются лишь к вузу,
а некоторые – позже. Величайший математик Карл Фридрих Гаусс
определился только в девятнадцать лет: выбирал между лингвистикой и
математикой. И это нормально. Человек должен приобрести широкую
культуру, попробовать много чего прежде, чем принять судьбоносное для
себя решение.
РЖ:А исходя из новых стандартов и из новой Концепции развития одаренности ребенок уже не сможет отступить от выбранного пути…
А.К.: Да. Например, он что-то хорошо нарисовал. Все! Его теперь
заставят быть художником. Это кормушка: ты за свои художества приносишь
деньги семье и учителю. Значит, тебе уже не дадут заняться биологией или
математикой.
Чем больше IQ,тем выше ВВП
РЖ:Выходит, что от этой Концепции в итоге один вред?
А.К.: Концепция концепции – рознь. Ее можно сделать разумно, а
можно – безумно. Сейчас непонятно, зачем она сделана. Впечатление, что
она придумана под влиянием модели доктора психологических наук Дмитрия
Ушакова. В 2009-м году было заседание Президиума психологического
общества Москвы, на котором выступал Ушаков. Так получилось, что я был
на заседании. Ушаков исследовал опыт стран, где проводились тесты
IQ(тесты на интеллект). И обнаружил, что есть хорошая связь между
средним уровнем интеллекта в государстве и уровнем ВВП (валового
внутреннего продукта на душу населения). Отсюда им был сделан вывод:
если уровень интеллекта повысить на один процент, то валовый продукт
вырастет на 6 или 7 процентов.
Но все дело в том, что эта связь чисто статистическая, то есть не
причинная. И попытка сделать причинную интерпретацию ненаучна. Я тогда
встал и сказал: я, кажется, единственный математик среди вас. По-моему
модель совершенно несостоятельна ни по постановке вопроса, ни по
статистической базе, ни по математическому аппарату, ни по выводам. И,
более того, тут прямые ошибки в формулах.
Сразу после меня выступает академик Александр Асмолов, который говорит:
ребята, это вопрос политический. Вы не понимаете, какие деньги пойдут в
психологическую науку, если мы реализуем эту модель! И призвал:
немедленно это – на стол Президенту. Что и было сделано. В итоге, Ушаков
как раз и стал одним из разработчиков «президентской» Концепции о
талантливой молодежи. Я спросил его об этом в письме, и он в этом
признался.
РЖ:Какой глобальный вывод для Концепции был сделан на основании идеи Ушакова?
А.К.: Глобальный вывод был такой: легче всего повышать уровень
интеллекта общества именно на одаренных детях, потому что они быстрее
всего развиваются и дают самые высокие результаты.
РЖ:А на всех остальных наплевать? На них можно опять же сэкономить?
А.К.: А в остальных нужно слишком много вкладывать, чтобы повысить их интеллект.
Про Колмоговский проект было забыто
РЖ:А что с Колмогоровским проектом, альтернативным тому,
который в итоге восторжествовал? (о нем «РЖ» несколько раз рассказывал –
Н.И-Г).
А.К.: Он забыт У нас ведь каждый проект ассоциируется с деньгами.
Нужно войти в какие-то целевые программы, «комплексы мер» и т.д. Но
деньги делить хотят люди, которые создали другой проект. Они хотят
получить свой кусок пирога.
Никакой вариативности нет
РЖ:На самом деле, все, что связано с реформой образования
вырождается в пустые слова. Пустыми являются и разговоры о
вариативности, индивидуальной траектории, которую может, по новому
стандарту, выбрать любой ученик.
А.К.: Как можно осуществлять индивидуальную траекторию, если
учителя все время контролируют? В итоге все будут просто писать отчеты
об «индивидуальной траектории». Увы, но отчеты у нас – главное. Учителю
же нужна свобода, нужно доверие к его деятельности. А сейчас от него
требуют поурочное планирование на год вперед. Но почему мне не дают
возможность менять это по ходу дела? Оценивать учителя надо по конечному
результату. Есть четыре раза в год рубежные контрольные, есть более
крупные – в конце года. Если у учителя – постоянные хорошие результаты,
он должен получать свободу маневра.
РЖ: То есть, учителя нужно оценивать по конечным результатам его учеников?
А.К.: Да. Но тут важно, что считать хорошим результатом.
Ведь у всех школ – разный контингент, их категорически нельзя сравнивать
по ЕГЭ или олимпиадам. Есть такой учитель Вадим Слуцкий из
Петрозаводска. У него самые обычные, запущенные дети (многие из которых
были на грани ухода в колонию), становятся людьми, пишут стихи. Они,
естественно, не демонстрируют побед в олимпиадах, высоких баллов по ЕГЭ.
Но труд такого учителя надо уметь оценивать, начальство должно перед
ним снимать шляпу. Но этого никто не делает, наоборот, его буквально
выживают. У нас система построена на том, что учитель – двоечник.
Например, к нам, во «Вторую школу», приходили проверяющие, так вот, мы в
их глазах – двоечники. Директора по новым правилам могут снять без
объяснения причин. Но школа так не может работать, школа должна иметь
определенную автономию.
РЖ:Но чиновники, по-моему, не способны изменить подход к оценке школ, учителей. Им проще всех – под одну гребенку.
А.К.: Совершенно верно. Они скажут: трудно контролировать, лицензировать, давайте всех оценивать одинаково. Но это большая ошибка.
Можно ли что-то изменить в отдельности, не меняя ничего в целом?
РЖ: Возникает вопрос: можно ли реформировать систему
образования в отрыве от всех проблем нашего государства. Ведь школа –
отражение всего того, что у нас накопились.
А.К.: К сожалению, я вижу много общесистемных вещей, которые
просто отражаются на образовании, и вряд ли что-то можно исправить
внутренними средствами. У нас нет гражданского общества. То есть, нет
никакого контроля снизу. Чиновник – это абсолютная власть. Получился
феодальный строй: у каждого чиновника есть вотчина со своим натуральным
хозяйством.
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова
http://www.russ.ru/pole/Aleksandr-Koval-dzhi-Odarennymi-det-mi-smogut-torgovat-kak-futbolistami
Комментариев нет:
Отправить комментарий